Я больше не испытываю ненависти к себе.
Я не хочу нанести себе вред, я не хочу втаптывать себя в грязь, мне больше не нравится когда другие люди плохо ко мне относятся и срываются на мне.
Мне всё ещё страшно. Страшно, что по-другому не бывает, страшно, что по-другому не получится, страшно, что мне не выбраться из своего положения. Страшно, что никто не полюбит, страшно, что то, что мне нравится делать, не нужно этому миру. Страшно и тяжело носить это в себе.
Словно на шее камень и он тянет меня к земле. Словно тянет ко дну и мне его не снять.

Я ненавидела людей, которые рассуждали так же, как я сейчас. Мне они казались слабыми и инфантильными. Беспомощными и глупыми, разве вы не видите, что мир полон возможностей? Это я тут страдаю больше всех, а не вы! У вас есть таланты, вы хорошие люди!
Этот крик застревал у меня в горле, отдавался гулким эхом в длинных коридорах извилин.

Но я больше не страдаю больше всех. И никогда не страдала. Я жалела себя и жалею, мнусь перед дверью, не решаясь сделать шаг в будущее, шаг к переменам. Боюсь заплатить цену, боюсь, что она окажется слишком высока.

Что же я потеряю? Сон?
Бывало. Аппетит? Тоже бывало. Свой заработок? Да в пизду его с этими условиями работы. Друзей? Да хуй с ними, кто отвалится тот отвалится, кто останется, в тех я буду уверена. Комнату в Питере? Я ебала в рот. Достоинство, гордость, честь?
Достоинство точно нет, честь тоже, гордость - скорее гордыню. Давно пора стать более гибкой и открытой новому. В консервативности и снобизме мало хорошего.
Уникальность? А в чем она у меня проявляется? В постоянстве?
Ещё и в застывшем состоянии вне времени и пространства. Мне нужен такой островок безопасности, но он не в том чтобы оставаться на месте. Оставаться на месте опасно.
Он в друзьях, в семье, в уютной квартире/комнате, в любви к себе.

Как говорил Мюнхаузен:
— Мой лучший друг меня предал, моя любимая отреклась. Я улетаю налегке.